Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой г - Страница 32

Матильда Францевна положила мне на тарелку кусочек пышной розовой башенки, но есть сладкое я не могла, потому что в упор на меня с завистью и злобой смотрели два жадных черных глаза.

Мне показалось невозможным есть свою порцию, когда моя соседка была лишена сладкого, и я решительно отодвинула от себя тарелку и тихо шепнула, наклонившись в сторону Жюли:

— Не волнуйтесь, пожалуйста, я тоже не буду есть.

— Отвяжитесь! — буркнула она чуть слышно.

Обед кончился, все вышли из-за стола. Дядя и тетя тотчас же поехали куда-то, а нас, детей, отправили в классную — огромную комнату подле детской.

Жорж тотчас исчез куда-то, сказав мимоходом Матильде Францевне, что идет учить уроки. Жюли последовала его примеру. Нина и Толя затеяли какую-то шумную игру, не обращая внимания на мое присутствие.

— Елена, — услышала я за собою знакомый мне неприятный голос, — ступай в свою комнату и разбери свои вещи. Вечером будет поздно. Ты сегодня раньше должна лечь спать: завтра пойдешь в гимназию.

В гимназию?

Полно, не ослышалась ли я? Меня отдадут в гимназию? Я готова была запрыгать от радости. Хотя мне пришлось всего только два часа провести в семье дяди, но я уже поняла всю тяжесть предстоящей мне жизни в этом большом, холодном доме в обществе сердитой гувернантки и злых двоюродных братьев и сестриц. Не мудрено поэтому, что я так обрадовалась известию о поступлении в гимназию, где, наверное, меня не встретят так, как здесь. Ведь там было не две, а может быть, тридцать две девочки-сверстницы, между которыми, конечно, найдутся и хорошие, милые дети, которые не будут меня обижать. И потом, там, наверное, не будет такой сердитой клетчатой дамы, как Матильда Францевна.

Мне даже веселее стало от этого известия, и я побежала разбирать свои вещи, исполняя приказание гувернантки. Я не обратила особенного внимания на брошенное мне вслед замечание Ниночки, обращенное к брату:

— Смотри, смотри, Толя, наша Мокрица — уже не Мокрица больше, а настоящая коза в сарафане.

На что Толя заметил:

— Верно, она в платье своей мамаши. Точно мешок!

Стараясь не слушать, что они говорят, я поторопилась уйти от них.

Миновав коридор и какие-то две-три не такие большие и не такие светлые комнаты, я вбежала в детскую, в ту самую комнату, куда Ниночка водила меня мыть руки перед обедом.

— Где мой чемоданчик, не можете ли вы сказать? — вежливо обратилась я с вопросом к молоденькой горничной, стлавшей на ночь постели.

У нее было доброе румяное лицо, которое приветливо мне улыбалось.

— Нет, нет, барышня, вы не здесь спать будете, — сказала горничная, — у вас комнатка совсем особенная будет; генеральша так приказала.

Я не сразу сообразила, что генеральша — это тетя Нелли, но тем не менее попросила горничную показать мою комнату.

— Третья дверь направо по коридору, в самом конце, — охотно пояснила она, и мне показалось, что глаза девушки с ласкою и грустью остановились на мне, когда она сказала: — Жаль мне вас, барышня, трудно вам будет. Дети у нас злые, прости Господи! — И она сокрушенно вздохнула и махнула рукой.

Я выбежала из спальни с сильно бьющимся сердцем.

Первая… вторая… третья… считала я двери, выходившие в коридор. Вот она — третья дверь, о которой говорила девушка. Я не без волнения толкаю ее… и передо мною маленькая, крошечная комнатка в одно окно. У стены узкая кроватка, простой рукомойник и комод. Но не это обратило мое внимание. Посреди комнаты лежал мой раскрытый чемоданчик, а вокруг него на полу валялось мое белье, платья и все мое нехитрое имущество, которое так заботливо укладывала Марьюшка, собирая меня в дорогу. А над всеми моими сокровищами сидела горбатая Жюли и бесцеремонно рылась на дне чемоданчика.

Увидев это, я так растерялась, что не могла произнести ни слова в первую минуту. Молча стояла я перед ней, не находя, что сказать. Потом, сразу оправившись и встряхнувшись, я произнесла дрожащим от волнения голосом:

— И не стыдно вам трогать то, что вам не принадлежит?

— Не твое дело! — оборвала она меня грубо.

В это время рука ее, безостановочно шарившая на дне чемодана, схватила завернутый в бумагу и тщательно перевязанный ленточкой пакетик. Я знала, что это был за пакетик, и со всех ног бросилась к Жюли, стараясь вырвать его из ее рук. Но не тут-то было. Горбунья была куда проворнее и быстрее меня. Она высоко подняла руку со свертком над головою и в один миг вскочила на стол, стоявший посреди комнаты. Тут она быстро развернула сверток, и в ту же минуту из-под бумаги выглянула старенькая, но красивая коробочка-несессер, которою всегда пользовалась при работе покойная мамочка и которую почти накануне своей смерти подарила мне. Я очень дорожила этим подарком, потому что каждая вещица в этой коробке напоминала мне маму. Я обращалась так осторожно с коробочкой, точно она была сделана из стекла и могла разбиться каждую минуту. Потому мне было очень больно видеть, как бесцеремонно рылась в ней Жюли, швыряя на пол каждую вещицу из несессера.

— Ножницы… игольник… наперсток… протыкалочки… — перебирала она, то и дело выбрасывая одну вещь за другою. — Отлично, все есть… Целое хозяйство… А это что? — И она схватила маленький портрет мамочки, находившийся на дне несессера.

Я тихо вскрикнула и бросилась к ней.

— Послушайте… — зашептала я, вся дрожа от волнения, — ведь это нехорошо… вы не смеете… Это не ваши… а мои… Нехорошо брать чужое…

— Отвяжись… Не ной!.. — прикрикнула на меня горбунья и вдруг зло, жестко рассмеялась мне в лицо. — А хорошо от меня отнимать было… а? Что ты скажешь на это? — задыхаясь от злобы, прошептала она.