Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой г - Страница 22

Вспорхнул в это время джинн во весь свой рост, вытянулся и закричал громко:

— Эх, вы, недогадливые головы, обо мне заспорили, да не заметили, что я тут, среди вас. Поймайте-ка меня!

И на миг бесенок перестал быть невидимкой, а потом на глазах у всех снова скрылся из виду.

С широко раскрытыми ртами глядели люди вслед улетающему джинну, одурачившему их всех; еще сильнее заспорили — кто из них виноват, что джинн улетел безнаказанно.

А от джинна-проказника только рваный пояс на земле остался, который он бросил нарочно.

И продолжает бесенок совершать над людьми свои проделки, и никто не может поймать его, никто не знает, где он. Но старые люди говорят, что джин как огня боится молитвы и креста. Вот и я, — закончила Барбалэ, — помолилась Ангелу-Хранителю, чтобы он помог найти пояс. Ведь джинн, вероятно, унес его, заметив, что ты сама его бросила?

Умолкла Барбалэ.

И казалось Нине, что стоит среди деревьев веселый джинн.

Глава 8. Кунаки шайтана

Наступила весна. Вспыхнуло солнце, заголубело небо, зазеленели внизу долины, зацвели персиковые деревья, зашумел старый орешник, защелкал в зеленой чаще соловей…

Казалось бы, в весенние дни не должно быть тоски и грусти.

Но княжна Нина грустит.

— Что с моей яркой звездочкой? Что с моим лучом Востока? — спрашивает Барбалэ.

— Ах, сердце мое, видела я нынче коня!.. Вот конь, Барбалэ, красоты чудесной!

— Лучше Шалого? — спрашивает старуха.

— Шалый свой, любимый! А тот чужой, но на него зарятся взоры… Хочу такого! Ах, приобрести бы нам его! Не конь, а молния!.. Все бы, кажется, отдала за такого коня! Вороной он, черный, как ночь в стремнинах, глаза — стрелы…

— Молчи, молчи, джан! Не говори так! — в испуге шепчет старуха. — Разве не знаешь, какого коня ты встретила нынче? Не слыхала разве, какой конь-молния встречается в горных теснинах?

— Какой конь? Какой конь, старушка моя?

Барбалэ глядит на свою питомицу, потом крестится и говорит, переводя взор на небо:

— Храни святая Нина, великая защитница Грузии нашей, от встречи с таким конем. Он от шайтана послан, от черного духа бездны… Княжна, радость моя, храни тебя Господь от встречи с таким конем! Рассказать тебе о нем, свет очей моих?

— Скорее рассказывай, Барбалэ!

И, как была в бешмете и шальварах, с казацкой нагайкой в руке, не успев переодеться после скачки по горам и долинам, княжна Нина опустилась на тахту. Барбалэ начала свой рассказ.

Высоко, высоко, точно ласточкино гнездо, к одной из самых высоких гор Дагестана прилепился богатый аул со множеством красивых саклей.

Внизу зловеще чернела огромная пропасть, на дне которой мутно-серою лентою бежали пенящиеся, бурливые волны реки Койсу. Из аула доносились крики, веселые, торжествующие, точно там праздновали победу над врагами.

На площади аула, почти над самой пропастью, были разложены костры, на которых жарилось любимое кушанье горцев Дагестана — шашлык из баранины. Вокруг костров расселись старики, вспоминая про былые походы, и от времени до времени раздавались старинные песни, в которых восхвалялась храбрость дагестанцев.

Но вот на площадь вышли юноши и вывели своих коней.

Быстрые, ловкие, огневые, выстроились кони. Ноздри их трепещут, глаза сверкают, так и рвутся вперед — не удержать.

Вскочили на своих коней юные наездники, взметнули нагайками и понеслись вперед, как ветер.

Несутся юноши, то спускаясь с седла на землю, то опять поднимаясь. Один только отстал, позади всех плетется.

Смеются над ним абреки, смеются старцы, смеются девушки, которые высыпали на крыши, чтобы посмотреть, как джигитуют юные жители аула.

— Гарун! Гарун! — кричат отовсюду неудачливому всаднику. — Ты коня себе на спину посади, так скорее доскачешь…

— Ну и конь, ну и всадник! — смеются девушки. — Шашлык тебе жарить, Гарун, а не по горам гоняться.

Точно кинжал врезался в сердце Гаруна — такой обидой отозвались в нем эти крики.

Сам он знает, что конь у него плохой, но что поделаешь? Где достать ему другого коня? Беден он, Гарун. У отца его нет денег, чтобы купить сыну другого коня.

Добрая лошадь у каждого жителя Дагестана — его добрая слава. Но такая лошадь, как та, что у Гаруна, не может считаться «доброю славою».

Больно, обидно Гаруну. Он красавец, статный, сильный, а конь плох…

Девушки пальцами на Гаруна указывают, смеются…

— Ну и конь, ну и всадник! — кричат они. — Куда ты с таким конем с другими соперничать вздумал! Достань коня лучше, тогда можешь и гоняться с абреками.

Засверкали глаза Гаруна от гнева, лицо побледнело от злости.

Соскочил он с коня, бросил его посреди дороги, а сам бегом пустился в сторону от аула, в глухое горное ущелье, куда нога человеческая не проникала, где бродили горные туры.

Бросился на землю у самого края бездны Гарун и взвыл дико, на все ущелье:

— Где достать коня?… Негде взять… Бедны мы… Нет денег в сакле отца, чтобы купить Гаруну коня. Изведут Гаруна лютые насмешки… Не жить Гаруну на свете… Лучше горному туру живется, лучше чекалке дышится, лучше змеям, нежели Гаруну.

И вдруг в плотно обступивших горы вечерних сумерках стало надвигаться что-то огромное, серое, выплывая прямо из бездны.

Вот уже различить можно: лохматая голова с седыми волосами, черные крылья, огромные глаза и козлиные рога. Руки костлявые, пальцы цепкие. Огромный хвост по краю бездны тянется.